Интегральное видение для слегка свихнувшегося мира

В чем смысл “интегрального”?

О Боге и политике

Интегральное видение: Благо, истина и прекрасное

2. В свете современности: Интегральная антропология и эволюция культур

3. Глаза в Глаза: Интегральная философия и поиск реального

4. Интегральное искусство и литературная теория: Часть 1

5. Интегральное искусство и литературная теория: Часть 2

6. Отвоеванный Бог

7. Рожденный заново

8. Интегральный феминизм

9. Насколько прям духовный путь?

10. Влияние медитации

11. Курс — на Омегу?

12. Всегда уже

Однако именно всесторонняя и интегральная природа видения Уилбера стала ключом к порой экстремальным реакциям, которые вызывают его работы. Возьмем, к примеру, его недавнюю книгу “Секс, экология, духовность”. У книги безусловно есть свои почитатели. Майкл Мерфи утверждает, что наряду с “Жизнью Божественной” Ауробиндо, “Бытием и временем” Хайдеггера и “Процессом и реальностью” Уайтхеда, книга Уилбера “Секс, экология, духовность” — одна из четырех величайших книг этого столетия. Д-р Лэрри Досси объявляет ее “одной из наиболее значительных из когда-либо опубликованных книг”, тогда как Роджер Уолш сравнивает ее масштаб с Гегелем и Ауробиндо. Наиболее дотошный читатель всей компании, ссылаясь на широко известный выбор Аласдэйра Макинтайра между Аристотелем и Ницше, утверждает, что на самом деле мир стоит перед тремя объектами выбора. Это Аристотель, Ницше и Уилбер.

Противники книги, о некоторых из которых вы прочитаете на следующих страницах, не менее многочисленны, голосисты или решительны. Феминисты оспаривают Х; юнгианцы говорят Y; деконструктивисты, всегда раздраженные и удивленные выпадением из контекста, говорят Z — не говоря уже о характерных реакциях глубинных экологов, мифопоэтического движения, эмпириков, бихевиористов, гностиков, нео-язычников, пре-модернистов, астрологов... и это далеко не все. Большинство критиков затаили обиду на Уилбера за его атаки на их собственные конкретные сферы, тогда как они прощают ему или поощряют его блестящие атаки в других областях (чужих). Никто, тем не менее, до сих пор не выдвинул последовательной критики всестороннего подхода Уилбера. Коллективное возмущение как таковое поражает, но серьезной критики, если не считать ловли блох, не было.

Я хочу сосредоточиться на том, что на самом деле вовлечено в эту дискуссию. Потому что не ошибусь, если скажу, что если подход Уилбера более или менее точен, он предлагает ни что иное как последовательную интеграцию фактически любой области человеческого знания.

Подход Уилбера противоположен эклектике. Он предложил последовательное и состоятельное видение, которое без единого шва связывает вместе постулаты из таких областей как физика и биология; эко-науки; теория хаоса и системные науки; медицина, нейрофизиология, биохимия; искусство, поэзия и общая эстетика; психология развития и спектр психотерапевтических усилий, от Фрейда до Юнга и Пиаже; теоретики Великой Цепи, от Платона и Плотина на Западе и Нагарджуны — на Востоке; модернисты, от Декарта до Локка и Канта; идеалисты от Шеллинга до Гегеля; постмодернисты, от Фуко и Деррида до Тэйлора и Хабермаса; главная герменевтическая традиция, от Дильтея до Хайдеггера и Гадамера; теоретики социальных систем, от Комте и Маркса до Парсонса и Лухмана; созерцательные и мистические школы великих медитативных традиций, на Востоке и Западе, в главных мировых религиях. Все это лишь выборка. В таком случае, не удивительно, что те, кто узко специализируются в одной конкретной области, могут обидеться, если их область не представлена как чека Космического Колеса.

Другими словами, для критиков ставки огромны, и здесь дело не в выборе сторон, если я предполагаю, что критики, которые сфокусировались на своих любимых точках в подходе Уилбера, ведут атаку на конкретное дерево в лесу его представлений. Однако, если мы вместо этого взглянем на весь лес, и если его подход в целом достоверен, мы увидим, что он чтит и содержит больше истины, чем любая другая система в истории.

Как же так? В чем состоит его реальный метод? Уилбер просто обращается к уровню абстракции, на котором различные конфликтующие подходы, как ни странно, согласуются друг с другом. Возьмите, к примеру, великие религиозные традиции мира: Все ли они согласны с тем, что Иисус — Бог? Нет. Итак, мы должны сбросить это со счетов. Все ли они согласны с тем, что Бог есть? Это зависит от значения понятия “Бог”. Все ли они согласны с Богом, если под “Богом” мы подразумеваем Дух, который во многих отношениях неопределим по сути, от буддисткой Пустоты до иудейской тайны Божественного? Да это работает как обобщение — то, что Уилбер называет “ориентирующим обобщением” или “твердым выводом”.

Подобным же образом Уилбер подходит к другим областям человеческого знания: от искусства до поэзии, от эмпирики до герменевтики, от психоанализа до медитации, от теории эволюции до идеализма. В каждом случае он выстраивает последовательность твердых и надежных, если не сказать неопровержимых, ориентирующих обобщений. Его не беспокоит (как не должно беспокоить это и его читателей), примут ли другие области выводы любой данной области; короче говоря, не беспокойтесь, к примеру, если эмпирические выводы не согласуются с религиозными выводами. Вместо этого, соедините все ориентирующие выводы, как если бы каждая область содержала неизмеримо важные для нас вещи. Именно это и есть первый шаг Уилбера в его интегративном методе — типе феноменологии всего человеческого знания, проводимой на уровне ориентирующих обобщений. Другими словами, соедините все истины, которые, как полагает каждая область, она может предложить человечеству. На некоторый момент просто предположите, что все они действительно верны.

Затем Уилбер выстраивает эти истины в цепи или сети смыкающихся умозаключений. В этой точке Уилбер резко сворачивает от чисто эклектического метода к системному видению. Ведь второй шаг в методе Уилбера состоит в том, чтобы собрать все истины или ориентирующие обобщения, соединенные на первом шаге, а затем поставить вопрос: “Какого рода согласованная система фактически может включить в себя наибольшее число этих истин?”

Система, представленная в “Сексе, экологии, духовности” (а также ясно и просто обобщенная на следующих страницах), является, как заявляет Уилбер, системой, которая включает в себя самое большое количество ориентированных обобщений из разных областей человеческих исследований. Таким образом, если это подтверждается, видение Уилбера включает, почитает и интегрирует больше истины, чем любая другая система в истории.

Общая идея весьма проста. Дело не в том, какой теоретик прав, а какой — нет. Его идея состоит в том, что каждый по сути прав, и он хочет выяснить, как так может быть. “Я не верю, — говорит Уилбер, — что хоть один человеческий ум способен на стопроцентную ошибку. Поэтому, вместо того, чтобы спрашивать, какой подход верен, а какой — нет, мы допускаем, что каждый подход прав, но лишь частично, а потом пытаемся выяснить, как сопрячь вместе эти частичные истины, как интегрировать их, подбирая одни и освобождаясь от других”.

Третьим шагом во всеобъемлющем подходе Уилбера служит развитие нового типа критической теории. Поскольку у Уилбера есть объемлющая схема, которая включает максимальное число ориентирующих обобщений, тогда он может использовать ее для критики пристрастий более узких подходов, даже если он включил базовые истины из этих подходов. Он критикует не их истины, но их пристрастную природу.

Таким образом, в его интегральном видении таится ключ к обеим формам экстремальных реакций на труды Уилбера — то есть, к заявлениям, что это наиболее значительное из всего, когда либо напечатанного, равно как и к хору презрительных и агрессивных голосов. Разгневанные филиппики почти без исключения исходят от тех теоретиков, которые ощущают, что их сфера — единственно истинная сфера, а их метод — единственно достоверный метод. Уилбера никогда убедительно не критиковали за непонимание или неверное представление тех областей знания, которые он включает в свою систему. Наоборот, его атакуют за включение областей, которые конкретный критик не считает существенными, или за нападение на собственного быка критика (никаких обид на вегетарианцев). Фрейдисты никогда не утверждали, что Уилберу не дано понять Фрейда; они говорят, что ему не следует включать в свою модель мистицизм. Структуралисты и пост-структуралисты никогда не говорили, что Уилбер не понимает их предмета; они говорят, что ему не следует включать все эти остальные мерзкие области. И так далее. Нападение всегда принимает одну и ту же форму: Как вы смеете говорить, что моя область — не единственная истинная область!

Не зависимо от того, что решается, ставки, как я уже сказал, огромны. Я спросил Уилбера, что он сам думает о своей работе. “Мне хотелось бы думать о ней, как об одной из первых правдоподобных философий, как об истинном единении (охвате) Востока и Запада, Севера и Юга”. Интересно, что Хьюстон Смит (автор “Мировых религий” и сюжетов для высоко оцененного сериала “Мудрость веры” Билла Мойерса) недавно заявил: “Никто — даже Юнг — не сделал столько, сколько Уилбер, чтобы открыть западную философию для долговременного понимания традиций мировой мудрости. Медленно, но верно, книга за книгой, Кен Уилбер закладывает основы для подлинной психологии Востока-Запада”.

В то же время, Кен добавляет: “Людям не следует воспринимать это слишком серьезно. Это просто ориентирующие обобщения. Вам остается наполнить все это деталями по вашему усмотрению”. Короче говоря, Уилбер не предлагает концептуальную смирительную рубашку. На самом деле, как раз напротив: “Надеюсь, я показываю, что в Космосе гораздо больше пространства, чем вы можете предположить”.

Тем не менее, пространства не хватает тем, кто хочет сохранить свое феодальное поместье, сужая Космос до одной практической области — то есть, до своей собственной — одновременно игнорируя истины из других областей. “Вы не можете чтить различные методы и области, — добавляет Уилбер, — не показав того, как они согласуются друг с другом. Вот так надо творить подлинную мировую философию”. Уилбер как раз и показывает эту “согласованность”. В противном случае, как он говорит, мы имеем нагромождения, а не целостности, и на самом деле нет ничего, что бы мы могли оценить по достоинству.

Аристотель пояснял, что ни один человек не может оценить свою жизнь раньше ее конца, что никто не может определить, вел ли он/она добродетельную жизнь, если только не рассмотреть ее в целом. Мы, конечно, понимаем трудность осознания целостности, тем более ее оценки, в особенности, если учитывать, как подчеркивает Уилбер, что одна целостность всегда является частью некоей более крупной целостности. Мы знаем рвение и часто травмы, сопровождающие попытки увидеть, как сопрягаются кусочки наших индивидуальных жизней; что они собой представляют; и к чему и к кому эти части присоединяются.

И все же Уилбер помогает нам именно в этой задаче; он дает нам паттерн, который соединяет всю полноту жизни, Космоса, Духа. Его работы по сути — проводник к секретам жизни — биологической, социальной, культурной и духовной жизни. Как вы увидите на следующих страницах, он нарисовал нам подробную карту, интегральное видение современного и постмодернистского мира, видение, которое объединяет лучшее из античной мудрости с лучшим из современного знания. На протяжении своей воистину удивительной книги он поощряет наш энтузиазм продолжать нашу собственную работу — жизненное путешествие к целостности, которое никому из нас не избежать, пока немногие не смогут полностью овладеть этим интегральным видением.

Никогда в истории эти две тенденции приложения сил не сплетались вместе в более-менее приемлемое изделие. Фактически, современный либерализм (и общее движение европейского Просвещения) появился на свет в значительной мере как сила, направленная против традиционной религии. Боевой клич Вольтера — “Помните о жестокостях!” — облетел весь континент: помните о жестокостях, которым подвергли мужчин и женщин во имя Бога, и что Бог повинен в этом раз и навсегда.

Это, по большей части, оставило религию в руках консерваторов. Таким образом, по сей день мы наблюдаем противостояние двух тяжело вооруженных лагерей, каждый из которых абсолютно не доверяет другому.

В одном лагере мы имеем либералов, которые сражаются за индивидуальные права и свободы против тирании коллектива, и которые по этим причинам питают глубокое подозрение к любому и ко всем религиозным движениям именно из-за того, что последние всегда готовы навязать свои убеждения другим и научить вас тому, что вы должны сделать, чтобы спасти свою душу. Просвещенный либерализм исторически возник, чтобы сражаться с такой религиозной тиранией, и в глубине души он питает глубокое недоверие (порой переходящее в ненависть) ко всем религиозным и духовным вещам, ко всему, что смутно напоминает божественное.

Либералы, таким образом, всегда были склонны заменять спасение Богом спасением экономикой. Истинное освобождение и свобода может быть найдена не в какой-то утопической посмертной жизни (или в любом другом опиуме для народа), но в реальных доходах на реальной земле, начиная с материальных и экономических необходимостей. “Прогрессисты” и “либералы” часто служили синонимами, именно потому что прогресс в реальных социальных условиях — экономические, материальные, политические свободы — определял саму суть либерализма.

На место коллективной тирании либерализм поставил то, что мы могли бы назвать “универсальным индивидуализмом”, призыв к тому, что со всеми индивидами, независимо от расы, пола, цвета кожи или убеждений, следует обращаться справедливо, честно и с равными правами на правосудие. Индивиды, освобожденные от коллективной тирании, чтобы следовать за экономической и политической свободами — это один из самых громких призывов либерализма.

Разумеется, много хорошего было определенно порождено таким либерализмом. Негативная сторона этого, однако, заключалась в том, что слишком часто религиозная тирания просто сменялась экономической тиранией, и Бог всемогущественного доллара сменял Бога Папы. Ваша душа уже не могла быть сокрушена Богом, но она могла быть сокрушена фабрикой. То, что было последней заботой в жизни перестало быть твоими отношениями с Божественным и, вместо этого, сконцентрировалось на твоих отношениях со своими доходами. Таким образом, даже среди экономического достатка твоя душа могла медленно умереть от голода.

В другом лагере мы имеем консерваторов, которые более привержены гуманистической традиции, которая рассматривает суть мужчин и женщин в зависимости от коллективных стандартов и ценностей, включая выдающиеся религиозные ценности. Республиканское и религиозное течения настолько глубоко переплелись в большинстве форм консерватизма, что, даже когда консерваторы яростно сражаются за индивидуальные права и за “свободу от правительства”, они поступают так только тогда, когда эти “свободы” соответствуют их религиозным догмам.

Акцент на сообществе и семейных ценностях позволяет консерваторам строить мощные государства (нации), но часто за счет тех, кто не разделяет их конкретной религиозной ориентации. Культурная тирания никогда не чурается консервативной ухмылки, и либералы в ужасе отшатываются от той “любви”, которую консерваторы проповедуют для всех детей Божьих, поскольку их отпугивает тот факт, что, если вы не являетесь одним из их детей Божьих, вас ждут невеселые дни.

Таким образом, говоря упрощенно, “хорошее” и “тирания” присутствуют как в либеральной, так и в консервативной ориентациях, и очевидно, что идеальная ситуация будет состоять в том, чтобы спасти хорошее в каждом из этих направлений и одновременно отказаться от соответствующих тираний.

Хорошее в либерализме — это его акцент на индивидуальной свободе и отказ от стадного менталитета. Однако в своем рвении защитить индивидуальные свободы либерализм всегда склонялся к отрицанию любых коллективных ценностей — включая религию и духовность — и замещать их акцентом на материальных и экономических критериях. Сам по себе фокус на экономике не так уж плох. Но в дальнейшем он вносит вклад в либеральную атмосферу, которая позволяет вам беспокоиться о чем угодно, только не о вашей душе. Разговор на религиозные темы в либеральных кругах всегда сопровождается некоторым смущением. Кант замечательно выразился по поводу либерального Просвещения, когда сказал, что наша связь с Богом теперь такова, что, если кто-то зайдет к вам и застанет вас молящимся на коленях, вы будете смущены до глубины души.

В либеральной атмосфере экономических и политических свобод все духовное и религиозное все еще, как правило, связано со смущением. Через мгновение я докажу, что это объясняется тем, что у нас мифический и обнищавший взгляд на Дух, однако все предельно ясно: либерализм исторически появился на свет, чтобы убить Бога, и в этом он восхитительно преуспел. В результате, “антидуховная тирания” никогда не удаляется от либерализма.

Разве мы не можем найти путь, чтобы сохранить либеральную силу (индивидуальных свобод) и отказаться от тирании анти-души?

Хорошее в консерватизме — это его понимание того, что, как бы ни были важны индивиды и индивидуальные свободы, мы придем в глубокое замешательство, если представим, что индивиды — это по сути острова. Скорее, мы как индивиды неизбежно включены в глубокие контексты семьи, сообщества и духа. Само наше бытие зависит от этих фундаментальных контекстов и связей. Тогда, в некотором роде, даже как у индивида мои собственные глубочайшие ценности зависят не от моего отношения к себе в самодовольной позиции автономии, но от моего отношения к моей семье, моим друзьям, моему сообществу и моему Богу, и от той степени, в которой я отрицаю эти глубокие связи, я не только разрушаю ткань сообщества и побуждаю его к разгулу гипериндивидуализма, я также разъединяю глубочайшую связь всего, связь между человеческой душой и божественным Духом.

Да, а чьего собственно Бога вы имеете в виду? — отвечают либералы. Тогда как неоспоримо верно то, что все эти консервативные тонкости имеют чисто умозрительный характер; когда дело доходит до реального практикования конкретной религии с конкретным нравственным кодексом, на историческом горизонте уже маячат процессы над ведьмами. Важность сообщества, духовного контекста и связей слишком быстро дегенерируют в мое сообщество, право оно или нет, моего Бога, прав он или нет, мою страну, права она или нет; и если ты не почитаешь моего Бога, то катись ты к черту, и я с неизъяснимой радостью помогу тебе в этом. Культурная тирания, лучше или хуже замаскированная, всегда держится около консервативной традиции.

Разве мы не можем найти путь, чтобы сохранить консервативную силу (в частности, ее приятие духовности) и отказаться от ее либеральной тирании? И разве мы не можем найти путь, чтобы сохранить либеральную силу (индивидуальных свобод) и отказаться от тирании анти-души?

Короче говоря, разве мы не можем найти духовный либерализм? Духовный гуманизм? Ориентацию, которая устанавливает права индивида в более глубоких духовных контекстах, которые не отрицают этих прав, но утверждают их? Может ли новая концепция Бога, Духа найти отклик в благороднейших целях либерализма? Могут ли эти два сегодняшних врага — Бог и либерализм — каким-то образом найти общие мотивы?

Я убежден, как было сказано, что нет более насущного вопроса (из любой области) из тех, которые стоят перед современным и пост-современным миром. Одна лишь консервативная духовность будет продолжать разделять и фрагментировать мир, просто потому что с такой парадигмой вы можете объединять народы, только если они поверят в вашего конкретного Бога — менее всего значит, будет ли этот Бог Иеговой, Аллахом, Синто или Шивой: все это имена, под знаменами которых ведутся войны.

Нет, завоевания либерального Просвещения следует решительно сохранять, но помещать в контекст духовности, который фундаментально развеивает и отвечает на самые реальные и самые точные возражения, поднятые эпохой Просвещения. Именно духовность будет покоиться на Просвещении, а не отрицать его. Другими словами, это будет либеральный Дух.

Я утверждаю, что духовная ориентация, представленная на следующих страницах, служит шагом именно в этом направлении. Фактически, почти все мои книги (в особенности, “Проект Атман”, “Ввысь из Эдема”, “Глаза в глаза”, “Дружественный Бог”, “Секс, экология, духовность” и “Краткая история всего”) служат введением именно к этой теме: поиску либерального Бога, либерального Духа, духовного гуманизма или гуманистического спиритуализма, или любого другого понятия, которое, как мы наконец решим, будет отражать сущность этой ориентации.

Либеральный Бог зависит, во-первых и прежде всего, от того, как мы отвечаем на вопрос: “Где мы распологаем Дух?” Я вернусь к этой теме в последней главе и рассмотрю ее подробно; а последующие книги будут поднимать этот вопрос еще более детально. Однако главная тема “Войны и политики” как таковая покоится, как я полагаю, как раз на теоретических вопросов того типа, которые мы будем обсуждать на следующих страницах. Это обсуждение должно быть проведено в первую очередь, прежде чем актуальная политическая ситуация может быть описана достаточно убедительно. Таким образом, эта книга (как часть введения) более не будет подробно освещать тему политики и духовности, хотя она остается ее постоянным фоном.

Пожалуй, что более важно для нашего времени, на следующих страницах ориентация “духовного гуманиста” призвана касаться таких тем, как психология, философия, антропология и искусство. Я выбрал слово интегральное для обозначения этого всеобъемлющего подхода. Интегральное означает интегративное, объемлющее, сбалансированное; идея состоит в том, чтобы приложить эту интегральную ориентацию к различным областям человеческого знания и стремлений, включая интеграцию науки и духовности. Этот интегральный подход важен не просто политически: он глубоко меняет наши концепции психологии и человеческого разума; антропологии и человеческой истории; литературы и человеческого смысла; философии и поисков истины — всего того, как я полагаю, что фундаментально меняется при применении альтернативного подхода, который стремится свести воедино все лучшее из каждой из этих областей во взаимно обогащающем диалоге. Эта книга — введение именно в такое интегральное видение.

Во Введении объясняется значение термина интегральное и намечаются контуры объемлющей философии, которая за ним стоит (как это сделано Джеком Криттенденом в его Предисловии). В некотором отношении Введение — это как наиболее важная, так и наиболее вызывающая из всех глав. Если вы найдете его “немного чересчур”, просто пролистайте ее и углубитесь в Главу 1, которая описывает интегральную психологию в гораздо более простых терминах. Глава 2 охватывает интегральную антропологию, а Глава 3 — интегральную философию. (Если, после прочтения этой книги, вы пожелаете затем перечитать Введение, это может помочь вам замкнуть круг понимания.)

Главы 4 и 5 представляют интегральное искусство и литературную теорию. Наверное, это мои самые любимые главы. Вероятно, нет более дурной (в смысле, безумной) области, чем “литкрит” (литературная критика), кишащая политическими программами, марширующими в качестве интерпретативных методов, переполненная сконструированной деконструкцией, пост-имперским империализмом, анти-феминистскими феминистами, универсальными анти-универсалами и прочими отсортированными несуразностями. Искусство и литературная теория могут показаться достаточно узкими, эзотерическими и специализированными областями, однако я считаю их идеальной лакмусовой бумажкой для любой интегральной теории.

Недавно “Ревижн Джорнэл” издал трехтомный выпуск, посвященный моей работе в целом и “Сексу, экологии, духовности” — в частности. Главы 6, 7, 8 и 9 частично основаны на моей реакции на эти эссе. Если вы будете читать эти главы, их следует читать по порядку, потому что иначе в них будет мало смысла. Однако они сами полностью поясняют себя, и нет нужды читать оригинальные статьи “Ревижн”, чтобы понять любой из вопросов.

В этих главах, поскольку меня просили лично отреагировать на специфические вопросы, я привел то, что восходит к историческому обощению моей собственной работы. Я обсуждаю некоторые из своих главных книг, а также важнейшие из содержавшихся в них идей, привожу даты и обстоятельства их появления и сравниваю их с другими подходами, бытовавшими в то время. Обычно я не пишу в такой манере, поскольку она отталкивает меня идеей самововлечения, но я не смог найти никакого другого пути выполнить это в данном конкретном случае. Поэтому я намечаю основные “фазы” своей работы как Уилбер-I, Уилбер-II, Уилбер-III и Уилбер-IV, и тем самым придаю атмосферу важности своим блужданиям, позволяя им самим себя обслуживать.

Как всегда, я рекомендую, чтобы читатель оставлял сноски в конце книги до второго прочтение (если такое имеет место). В противном случае, они будут сильно нарушать смысл прочитанного.

Две последние главы, 11 и 12, посвящены вопросу “Где именно должен располагаться Дух?” Хотя эта глава специально не затрагивает политические темы, снова отмечу, что сам вопрос служит введением именно в эту тему. Потому что факт состоит в том, что вопрос о том, где мы размещаем Дух, всегда переводится в политические реалии. Размещаем ли мы Дух в патриархате с Великим Богом? Размещаем ли мы Дух в матриархате с Великой Богиней? Размещаем ли мы Дух в Гее? В романтических временах прошлого? Или, возможно, мы размещаем Дух в великой точке Омега, в направлении которой мы все несемся?

Я буду предполагать, что все эти ответы неверны. Более того, все эти ответы без исключения приведут к политической тирании, поскольку все они утверждают, что существуют места, где Дух есть, и места, где его нет — и как только вы прочертите эту линию, газовые камеры будут ждать тех, кто не стоит по вашу сторону забора.

Либеральный — освобожденный и освобождающий — Дух не пребывает ни на одной из этих дорог.Где мы размещаем Дух: это великий вопрос наших времен, не так ли? И это центральный вопрос в поисках либерального Бога.

На следующих страницах я попытаюсь предложить одно местоположение Духа, который ничего не разрушает, охватывает всех и заявляет о себе с простейшей ясностью, который не оставляет мест, не тронутых заботой, не оставляет участков для малой части избранных. Он не прячет свое лицо в тени истинно верующих и не замыкается в избранной недвижимости. Нет, он выглядывает из каждого человека, сейчас читающего эти строки. Он слишком очевиден, чтобы его игнорировать, слишком прост, чтобы его описать, слишком прост, чтобы в него поверить.

Все мы встретимся в зенице Духа, и я найду там тебя, а ты — меня, и чудо состоит в том, мы найдем друг друга навсегда. И то, что это с нами произойдет — одно из простейших доказательств несомненного бытия Бога.
К. У.

Булдер, Колорадо

Весна 1996

Зеница Духа

ВВЕДЕНИЕ
ИНТЕГРАЛЬНОЕ ВИДЕНИЕ