Учебно-методический комплекс по учебной дисциплине «семиотика материально-художественной культуры»

1. 
   Североамериканская семиотическая школа
   
2. 
   Семиотические модели западноевропейской школы
   

3. 
   Русская семиотическая школа
   

Семиотика возникла практически одновременно в трех географически удаленных друг от друга точках в 1890 – 1910 гг., в Северной Америке, Швейцарии и России, причем ее создатели не только ничего не знали друг о друге, но и работали в разных отраслях знания, в философии, лингвистике и литературоведении. У них были предшественники, но развитие семиотики до этого периода – это история отдельных семиотических идей и озарений, которые закладывались в трудах философов античности и средневековых богословов. В Новое время философское осмысление знака начинает осуществляться в контексте общего познания природы и свойств языков, прежде всего естественных языков общения. Эти проблемы фигурирует в работах западноевропейских философов и ученых Р. Декарта, Дж. Локка, Г.В. Лейбница, Э.Б. де Кондильяка, В. Гумбольдта и др.

Основателем североамериканской семиотической школы является Ч.С. Пирс американский математик, логик, естествоиспытатель и философ. В работе «Знаки, язык и поведение» [84] он первым разработал и обобщил целостную теорию знаков и знаковых систем, назвав ее, вслед за Дж. Локком, семиотикой, и предложил ее основные термины. Им была разработана классификация знаков: знаки-индексы, знаки-копии, или иконические знаки, и знаки-символы. Такой тип классификации знаков отражает три ступени семиозиса (становления знака). В отличие от других классификаций знаков, например, связанных с различением их физической природы (знаки оптические, слуховые, осязательные и др.), в классификации Пирса учитывается главная сущность в двухсторонней структуре знака – степень мотивированности формы знака его содержанием.

Знаки-индексы, по Пирсу, характеризуются фактической смежностью знака и объекта. Он отмечал, что они обязательно должны иметь какие-то общие характеристики с объектом. Например, дым над лесом есть знак костра, дыра от пули – знак выстрела, след на песке является следствием следа прошедшего человека. Знаки-индексы, таким образом, являются «кусочком самого объекта или реальным результатом его воздействия» [84, с. 251].

Для иконических знаков, как их определяет Пирс, характерно подобие объекту. Например, рисунок и фотография — это не сам объект, а лишь его изображение, организованное художником и фотографом. Третий тип знака, символ, не имеет никакой связи между знаком и объектом, примером чего могут служить слова естественного языка. В области знаковой теории Ч. Пирс известен также введением человеческого фактора – интерпретатора. Он предложил рассматривать знаковые отношения в виде треугольника с вершинами: знак, объект, интерпретатор.

Важной вехой в самоопределении семиотики было появление первой в ХХ веке книги по семиотике – «Основания теории знаков» [73] американского логика и философа Ч.У. Морриса (1901-1978), к которой восходит общепринятое сейчас различение трех основных аспектов знака:

1) синтактики (отношения между знаками в знаковых последовательностях, например, отношения между словами в высказывании или отдельными мотивами в увертюре или в опере);

2) семантики (отношения между знаками и тем, что они обозначают);

3) прагматики (отношения между знаками и участниками коммуникации, то есть отношения людей к тем знакам, которые они используют, посылают и воспринимают).

Трем основным аспектам знака соответствуют три раздела семиотики: синтактика, семантика и прагматика. Подобное различение синтактики, семантики и прагматики стало классическим «общим местом» семиотики. На основе синтеза синтаксических, семантических и прагматических сторон знака в рамках семиотики был разработан системный подход к знаковой деятельности и задано стремление к систематизации и поиску универсалий в разнообразных типах знака и знаковых систем. Российский семиотик Ю.С. Степанов (1930 – 2012) дает теории Морриса следующую характеристику: «Его семиотика должна была способствовать решению одной из основных задач неопозитивизма – подведению единого «языкового» (то есть семиотического) основания под различные специальные науки (физику, математику, психологию, лингвистику); семиотика предполагалась как «унифицирующая наука»» [101, c. 184].

Моррис видел в семиотике инструмент («органон») всех наук, идущий на смену классической логике. Считая семиотику общенаучной дисциплиной, Моррис, однако, подчеркивал ее особое значение и роль именно для гуманитарного знания. Семиотика дает основу для понимания важнейших форм человеческой деятельности и связи этих форм друг с другом, поскольку все эти виды деятельности и все отношения находят отражение в знаках.

Общим вкладом североамериканских ученых в семиотику является прежде всего разработка системного подхода к изучению знаков и знаковых систем в рамках семиотической прагматики.

3. 
   Семиотические модели западноевропейской школы
   

Признанным основоположником лингвистической семиотической школы является швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (1857-1913), пришедший к семиотике независимо от Ч. Пирса. Его «Курс общей лингвистики» [101], изданный учениками ученого после его смерти, стал поворотным пунктом в истории языкознания. Впоследствии идеи Соссюра активно начинают использоваться в качестве отправной точки в различных школах семиотики, возникших в Европе и США после первой мировой войны.

В «Курсе общей лингвистики» Соссюра сформулированы взгляды на язык, оказавшие огромное влияние на развитие структурной лингвистики, так как впервые в языкознании рассмотрение языка как системы (структуры) было положено в основу не только теории языка, но и других языков, например, языка общества. Что касается непосредственно лингвистики, то ее Соссюр определил как часть новой науки, изучающей жизнь знаков внутри общества, которую он назвал семиологией. Вводя термин «семиология», он предполагал, что наряду с языком существуют еще другие языкоподобные явления, составляющие знаковые системы. Язык, по Соссюру, есть система знаков, выражающих понятия, а следовательно, его можно сравнивать с письменностью, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами поведения, с военными сигналами и т.д. и т.п. Он только наиважнейшая из этих систем. Следовательно, утверждает ученый, можно представить себе науку, изучающую жизнь знаков в рамках жизни общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии и общей психологии; мы назвали бы ее семиологией. Она должна открыть нам, что такое знаки и какими законами они управляются.

Соссюром было выдвинуто важное положение о системности языка. Язык определяется им как система взаимообусловленных знаков. По Соссюру, языковый знак состоит из означающего (совокупности фонем) и означаемого (понятия), причем оба элемента знака – психического свойства. Ни фонемы, ни значения, взятые по отдельности, не являются языковыми знаками.

Каждый языковый знак, означающее и означаемое, по утверждению Соссюра, существуют не сами по себе, а исключительно в силу своего противопоставления другим единицам того же порядка. В языке нет ничего, кроме противопоставлений; «язык есть форма, а не субстанция», говорит Ф. де Соссюр [101, с. 388]. Другими словами, существенным для языковой единицы является не материал, из которого она построена, а исключительно множество противопоставлений, в которые она входит. Это множество определяет ее значимость, или ценность.

Соссюр один из первых исследователей осознал факт многоликости языка, который скрывает не один, а несколько предметов изучения:

1) язык, анализируемый с точки зрения своих функций, может рассматриваться как средство общения, средство выражения мыслей, средство оформления мыслей и т.д.;

2) язык, анализируемый с точки зрения условий своего существования, может рассматриваться как факт культурно-исторический;

3) Язык, анализируемый с точки зрения своего внутреннего устройства, может рассматриваться как некоторая знаковая система, служащая для кодирования и декодирования сообщений.

Он не только осознавал факт многоликости языка, но и выразил это новое представление через ряд понятий. Соссюр противопоставил внешнюю и внутреннюю лингвистику. Внешняя лингвистика, по Соссюру, изучает условия существования языка, то есть язык в связи с историей народа и цивилизации, в связи с политикой и литературой, в связи с его географическим распространением и т.д. Внутренняя лингвистика изучает устройство языка, его структуру. Соссюр утверждает при этом, что между внутренним устройством языка и внешними условиями его существования нет никакой необходимой или непосредственной связи. Эту мысль он поясняет сравнением языка с шахматами: тот факт, что шахматы пришли в Европу из Персии, – внешнего порядка. Он никак не определяет системы и правил игры.

Внутренний механизм языка, утверждает Соссюр, можно вполне адекватно изучить и объяснить, ничего не зная о его истории. Более того, плодотворное изучение этого внутреннего механизма предполагает выделение в языке синхронного аспекта, или оси одновременности, в противоположность диахроническому аспекту, или оси последовательности. Синхроническая лингвистика изучает внутреннее устройство языка или его систему, а диахроническая – историю изолированных языковых единиц. В связи с этим Соссюр также различает два вида отношений (противопоставлений) между языковыми единицами: парадигматические (Соссюр их называл ассоциативными) и синтагматическими. Первые возникли в результате ассоциации единиц по сходству на парадигматической (вертикальной) оси языка, а вторые – в результате ассоциации единиц по смежности на синтагматической (горизонтальной) оси языка, то есть в речевом потоке.

Соссюром выделены основные свойства знака:

1) произвольность (условность, конвенциональность);

2) линейность;

3) изменчивость.

Произвольность языка, указывает Соссюр, защищает язык от всякой попытки сознательно изменить его, поэтому исчезает всякая почва для обсуждения рациональности знаков, предпочтения одних знаков другим. Именно потому, продолжает свою мысль Соссюр, что знак произволен, он не знает другого закона, кроме закона традиции. И, наоборот, он может быть произвольным только потому, что опирается на традицию.

Линейный характер языкового знака Соссюр раскрывает так: элементы следуют один за другим, образуя цепь. Таким образом, означающее языкового знака характеризуется признаками «заимствованными у времени»: он обладает протяженностью. Признак линейности существенен, от него зависит весь механизм языка, поскольку линейность означает неодновременность восприятия одного сообщения (например, двух сегментов одного высказывания).

Так, вслед за Соссюром при классификации знаковых систем различают семиотики, порождающие линейные сообщения (язык, музыка, танец и др.), и семиотики, чьи произведения не линейны (изобразительное искусство, дорожные знаки, униформа и др.). Это полезное различение для восприятия текстов разной семиотической природы. Например, можно сразу окинуть взглядом полотно, которое художник писал два года, в то время как произведение словесного искусства, если оно длиннее пословицы, загадки или четверостишия, воспринимается не одномоментно.

Соссюр выделил и определил такие понятия, как язык и речь.

Язык, по Соссюру, – это система взаимосвязанных знаков, обязательная для всех членов данного языкового коллектива. Он как система не определяется речью, то есть индивидуальным использованием этой системы. Язык – это правила лингвистической игры, то есть правила передачи и приема сообщений с помощью некоторой системы знаков. Все носители данного языка обязаны в своей языковой практике подчиняться этим правилам, если они хотят быть участниками эффективного общения.

Речь связана с языком. Она представляет собой результат использования языка, результат отдельного акта говорения. Существует речь говорящего «А», речь говорящего «В» и пр. Она индивидуальна, линейна, имеет физический характер.

Объектом исследования следующих европейских ученых становится уже не только язык, но культура как совокупность знаковых систем (язык, наука, искусство, мифология, мода, реклама). Первым, кто использовал идеи теории семиотики в исследовании культуры, становится французский этнолог, социолог и философ К. Леви-Стросс (1908-2009). Изучая ритуалы, мифологию, магические практики и искусство, сформированные в первобытных культурах, он высказывает мысль о типологическом сходстве (аналогии или параллелизме) структур их языка и организации социума, а основываясь на идее коллективного бессознательного К.Г. Юнга, он выявляет универсальный архетипический код, который, по Леви-Строссу, реализуется в семиотиках магических практик и мифологий, искусств, норм поведения членов социума, включая взаимоотношения полов и имущественные обмены, а также в естественных (этнических) языках.

Идеи Леви-Стросса и Соссюра развивает Р. Барт литературный критик, структуралист и один из лидеров французской семиотической школы, который начинает активно применять структурно-семиотический метод уже не для первобытной культуры, как Леви-Стросс, а для современной, в частности, для анализа массовой повседневной культуры, а также художественного текста. В различных видах знаковой деятельности: в тексте газетного репортажа, фотографии, фильме и музыке к нему, в конструировании одежды и бытового поведения, то есть в разноплановых семиотических феноменах, принадлежащих одному синхронному срезу культуры, – он видит структурное сходство. Свои основные идеи он развивает в работах 60-х гг.: «Мифологии» [10], «Система Моды» [11] и др. Рассматривая явления повседневной жизни, Барт выдвигает понятие семиологического парадокса, состоящего в том, что знаковые функции приписываются тем или иным вещам, которые прежде не были знаками, и, наоборот, вещи-знаки могут утрачивать свои знаковые свойства. Классическим случаем здесь является Том Сойер М. Твена, который превратил нудную и принудительную работу – покраску забора – в «товар» и развлечение для других. Содержание знаковой функции, развившейся вследствие семиологического парадокса, Барт называет коннотацией и считает, что таков механизм создания мифов, существующих на пограничье языка, обыденного сознания и идеологии. Он формулирует вывод о том, что общество наделяет знаки социального дискурса вторичными, коннотативными значениями, «вписывает» в них свои обязательные, часто не сознаваемые говорящим смыслы – «социолекты» (скрытые социальные коды). Бартом также дано обоснование понятия «письма» – категории, характеризующей ценностную окраску дискурса или способа, которым текст заявляет о своем социальном (властном, профессиональном и т.д.) статусе. Соответственно и знак (языковой или иной другой) служит объектом разоблачительного анализа. Для обнаружения скрытых социальных кодов в конкретных текстах культуры Барт пытается разработать точный аналитический инструментарий (например, работа «Система Моды»).

Доминантой творчества французского культуролога и социолога Ж. Бодрийяра также является выявление знаковых характеристик современной культуры. Он в первую очередь описывает общество потребления, в котором последнее сделалось главным содержанием общественной жизни. Потребление, по Бодрийяру, не сводится к пассивному использованию вещей, оно превращается в активный процесс их выбора и регулярного обновления, в котором обязан участвовать каждый член общества. Приобретая вещи, он стремится к вечно ускользающему идеалу – модному образцу, опережая время благодаря кредиту. Собирая же коллекционные вещи, потребитель пытается зафиксировать и присвоить себе и само время. Для утверждения и регулирования такого образа жизни служит реклама, цель которой – не столько способствовать продаже того или иного товара, сколько внедрить в общественное сознание образ – код культуры современного общества, эти товары потребляющего. Подобное потребительство принципиально не знает предела насыщения, поскольку имеет дело не с вещами как таковыми, а с культурными знаками, обмен которыми происходит непрерывно и бесконечно. Однако эти знаки, как утверждает Бодрийяр, хотя и обладают высокой семиотической ценностью, лишены символической глубины традиционных знаков в пользу знаков, оторванных от собственно человеческих, личностных или родовых смыслов и отсылающих не к сущностям, а к симулякрам – пустым знакам дегуманизированной культуры, в которой человек отчужден и сам становится симулякром.

В наибольшей мере структура семиотики нашла осмысление в работах итальянского литературоведа и семиотика У. Эко (1932 г. р.) определившего метод и место семиотики в кругу наук. Выделим наиболее существенные положения его семиотических идей. У. Эко прежде всего разграничивает семиотику (семиологию) как общую науку от частных семиотик. В общей семиологии он видит философию языка и теорию коммуникации. Частные или специальные семиотики, по Эко, изучают устройство конкретных знаковых систем. Общая теория семиологии у Эко соединяется с разбором конкретных семиотик – их «кодов» и характера знаковых систем. Таким образом он рассматривает семиотику архитектуры, музыки, риторики, рекламы, кинематографа, паралингвистические коды, естественные и формализованные языки.

Основным его подходом к исследованиям различных конкретных семиотик является методологическая разноплановость их анализа, который заключается в соединении синхронного анализа конкретных систем с поиском философско-культурологических и диахронических закономерностей. Для Эко такой подход является принципиальным. Говоря о художественном тексте, он, в первую очередь, указывает на множественность его интерпретаций. Для него – это обязательный и даже конституирующий признак художественного текста. Поэтическое качество, указывает У. Эко, определяется как способность текста порождать различные прочтения, не исчерпываясь до дна. Указанный тезис перерастает у Эко в идею «бесконечной интерпретации», которая выступает в качестве одной из постоянных движущих сил в культурно-информационном развитии человечества.

В 60-70 гг. формируется новый виток семиотических представлений, разрабатываемый такими философами и семиотиками западноевропейской школы, как Ж. Деррида, Ж. Делезом, Ю. Кристевой, а также Р. Бартом, У. Эко, Ж. Бодрийяром и др. Основным понятием здесь становится интертекстуальность, выдвинутая Кристевой, то есть в принципе неограниченного континуума знаковой деятельности, где разные высказывания прошлого и нстоящего, коды, тексты сообщаются между собой даже в отсутствие прямых исторически фиксируемых контактов.

Французский философ Ж. Деррида (1930-2004) обосновал в своих работах постструктуралистскую концепцию теории литературы, названной им термином «деконструкция», основными объектами которой становятся знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Деконструкция как понятие сформировалось, как это утверждает Деррида, под флагом сопротивления, господствующему в европейской культуре «логоцентризму» интерпретаций, тоталитарно «выпрямленных» и потому обедненных и «жаждущих власти» над своим адресатом. Результатом деконструкции знака является сужение его функций как утратившего свою первичную опору – вещь, и одновременно обретение нового качества – оригинальности вторичного, столь существенной в процессе следующих шагов деконструкции речи и письма.

Другая ветвь исследований в области семиотики связана с логической семантикой (Г. Фреге, А. Черч, А. Тарский), в рамках которой разрабатывались преимущественно содержательные аспекты знака: проблемы демаркации предметного и смыслового значения, классификация смысловых значений, определение их качественных характеристик и свойств.

Знак как элементарная информационная единица рассматривается также в теории информации и кибернетике, где получили развитие коммуникативные аспекты знака (роль и функции знака в механизмах информационного обмена, информационный объем различных знаковых средств и его оценка).

В заключение краткого обзора направлений в области семиотики, сложившиеся в западноевропейской науке, можно сделать вывод о том большом вкладе, который они внесли как в общую теорию семиотики, так и в разработку отдельных семиотик или языков культуры. Особенно здесь необходимо выделить область социальной семиотики.

4. 
   Русская семиотическая школа
   

Подобно Пирсу, Соловьев относится к символу как к высшему проявлению возможностей языка – возможностей выхода за границы обозначения вещей.

Терминологически философия Соловьева далека от семиотики: отношение знака, значения и смысла не столь интересуют русского философа, как его знаменитых современников Ч.С. Пирса и Ф. де Соссюра. Тем не менее, можно утверждать, что софиология Соловьева в невыраженном виде включает в себя основные предпосылки семиотической теории. Непосредственным подтверждением такого предположения может служить развитая теория символического дискурса, разработанная П.А. Флоренским (1882-1937) под прямым влиянием соловьевских идей. Исходя из прозрений В. Соловьева, Флоренский создал семиологически завершенное построение, не уступающее открытиям Пирса и Соссюра, но развивающее семиотику в третьем направлении, вычерчивая новую ее грань.

В дальнейшем исследовательские истоки русской семиотической школы связаны с достижениями отечественной филологии первой половины ХХ века – ленинградским литературоведением и московской лингвистикой. Среди них выделяются работы М.М. Бахтина – российского литературоведа и философа. Среди его работ по семиотике выделяется книга «Эстетика словесного творчества» [12], где видна сложившаяся система его взглядов на язык искусства. В первую очередь Бахтин здесь останавливается на понятии «язык искусства», рассматривая его не только по отношению к литературе, но и к живописи и музыке, то есть «язык искусства» для него – интегральный термин, применимый ко всем видам искусства. Любой язык, по Бахтину, представляет собой условную систему знаков. Но сам язык безусловен, как безусловно и художественное произведение – единственный и неповторимый текст. Вместе с тем Бахтин подчеркивает, что если «всякую систему знаков» (то есть всякий язык) можно легко перевести на другой язык, то художественное произведение (текст) никогда нельзя перевести «до конца», полностью, так как, как он поясняет, нет потенциального единого текста текстов. Кроме того, любое произведение, поясняет Бахтин, текст, всегда есть в какой-то мере свободное и не предопределенное эмпирической необходимостью откровение личности. Автора мы всегда чувствуем в художественном произведении, продолжает свою мысль Бахтин, но никогда до конца воспроизвести его для себя через его художественное произведение не можем. Реальны лишь различные виды и формы его понимания через усвоение знаковой системы языка автора, ибо автор всегда использует один из возможных, а не «безусловный язык», единственно возможный.

Бахтин также вносит в культурологию и семиотику свое представление о диалогической природе смыслов культуры, утверждая, что каждая культура, вовлеченная в диалог, например, с последующими культурными эпохами, постепенно раскрывает заключенные в ней многообразные смыслы, часто рождающиеся помимо сознательной воли творцов культурных ценностей.

Через все его культурологические работы, начиная с 30-х гг., проходит представление о «диалоге культур», благодаря чему его концепция трансформируется в своеобразную культурологическую герменевтику, за которой стоит образ «большого времени» – образ связной мировой истории культуры. В «большом времени» – времени диалога культур – «нет ничего абсолютно мертвого», пишет Бахтин, у каждого смысла будет свой «праздник возрождения». Концепция диалога Бахтина существенным образом повлияла на развитие западноевропейской семиотической мысли.

Основные идеи семиотики также развивали ведущие деятели Тартуско-московской семиотической школы: Ю.М. Лотман, В.В. Иванов, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский и др., вложившие свой вклад в теорию и практику семиотики как науки. Ими была выдвинута концепция о вторичных моделирующих системах – вторичных по отношению к естественному языку, где язык понимается как первичная семиотика, вторичные же моделирующие системы: мифологии, религии, литература и искусства, а также социоэтические нормы (запреты и предписания) и т.п. содержательно зависят от языка, создаются с его участием и интерпретируются с его помощью. Согласно этой концепции естественные языки и вторичные моделирующие системы (семиотики) представляют собой знаковые системы, которые отображают (моделируют) определенные фрагменты реальности. В результате такого функционирования порождаются знаковые последовательности, то есть тексты, реализующие коммуникативно-познавательные возможности отдельных семиотик.

Представители Тартуско-московской семиотической школы также выдвинули положение о том, что отношение к знаку, семиозису и информации может быть основой для построения типологии культур. Как писал У. Эко, разработка типологии культур более всего характерна именно для советской семиологии. Ими была предложена концепцию искусства как одной из разновидностей моделирующих систем. Сопоставляя искусство с такими разновидностями моделирования, как игра и научное познание, они показывают сущностное своеобразие и вместе с тем черты сходства названных видов деятельности.

Ведущим семиотиком Тартуской школы является Ю.М. Лотман (1922—1993). Раскрывая семиотические механизмы эволюции культуры, Лотман стремится увидеть их с позиций общенаучного современного знания – в терминах общей теории систем, теории информации, теории связи, термодинамики, биологии, медицины. Само взаимодействие различных типов культур, культурных кодов, текстовых потоков осмысляется им как внутренний механизм исторического процесса.

В отличие от исследователей архаических обществ, хорошо изучивших семиотику ритуала и его информационно-организующую роль в жизни племени, Лотман обратился к более разнообразным (чем ритуал) видам поведения, в том числе к повседневному поведению человека, причем человека Нового времени. Постепенно в работах Лотмана исследование семиотики поведения трансформируется в «историю под углом зрения семиотики». В монографии «Структура художественного текста» [68] Лотман рассматривает проблемы множественности художественных кодов, иерархическое строение текста, вопросы синтагматики и парадигматики, типологию текста.

Лотману принадлежит концепция семиосферы (семиотического универсума) как пространства, в котором реализуются коммуникативные процессы и вырабатывается новая информация. Семиосфера образует коммуникативно-семиотическую структуру ноосферы (области жизни, организуемой сознанием человечества); если понятие ноосферы охватывает содержание сознания и его воздействие на реальность, то семиосфера – это система знаковых опор сознания, то есть носителей и передатчиков значения, каналов и способов передачи информации.

В совместных работах семиотиков В.В. Иванова (род. 1929) и В.Н. Топорова (род. 1928) дается обоснование возможности реконструкции текста (семиотического произведения). На основе семиотического понятия текста (которое включает помимо словесного или письменного языкового текста также тексты мифо-ритуальный, поведенческий, изобразительный, музыкальный и др.) и постулируемого сходства разных кодов одной культуры Иванов и Топоров выдвинули перспективную задачу исследования славянской древности на основе «сигналов», дошедших до исследователя по разным каналам связи.

Подводя итоги краткому обзору семиотических достижений русской школы можно сделать вывод о том, что основным объектом ее исследования являлась в первую очередь культура как целостное явление.

Вопросы

1. В чем состоит вклад американских ученых Ч.С. Пирса и Ч.У. Морриса в семиотику?

2. Назовите ведущих семиотиков западноевропейской школы. Какова их роль в формировании семиотической науки?

3. Каковы достижения русской школы в области семиотики?

1. 
   Семиотика. Хрестоматия: Учебно-методический модуль. – М.:, Изд-во Ипполитова, 2005.
   
2. 
   Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. – М., 1989.
   

6. 
   Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества. – М.: Искусство, 1979. – 342 с.
   
7. 
   Бодрийяр, Ж. Система вещей. — М.: Рудомино, 2001. — 218 с.
   
8. 
   Иванов, Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры: Т.1. – М., 1998.
   
9. 
   Пирс, Ч.С. Логические основания теории знаков. – СПб: Алетейя, 2000. – 349 с.
   
10. 
    Лотман, Ю.М. Об искусстве. – СПб., 1998.
    
11. 
    Моррис, Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. – М., 1983. – с. 37-89.
    
12. 
    Соссюр, Ф. Курс общей лингвистики. – Екатеринбург: Изд. Урал. ун-та, 1999. – 425 с.
    
13. 
    Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М.: Петрополис, 1998. – 544 с.